Ветеран владимирской публицистики рассказал о малоизвестных страницах прорыва блокады Ленинграда

Операция «Искра»: Ветеран владимирской публицистики Адольф Буреев рассказал о малоизвестных страницах прорыва блокады Ленинграда

27 января - День воинской славы России — День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады (1944 год). Прорыв блокады был осуществлен в январе 1943 года. Исследований по одной из важнейших операций Красной Армии в годы Великой Отечественной войны было опубликовано немало. Ветерану владимирской публицистики, полковнику в отставке, члену Союза журналистов СССР Адольфу Константиновичу Бурееву когда-то представился случай взглянуть на героическое событие с несколько своеобразной точки зрения и сегодня он предлагает читателям сайта Союза журналистов Владимирской области свои заметки…

Данным материалом редакция сайта СЖ открывает цикл публикаций Адольфа Буреева из его авторского блога "Было - и быльем не зарастет!". Он, как армейский журналист, на счету которого годы службы в Московском, Закавказском и Прикарпатском военном округах, участие в оказании интернациональной помощи трудящимся Чехословакии и Народно-Демократической Республики Йемен, сотни солидных газетных публикаций, многое повидал и пережил в жизни. Размышлениями и воспоминаниями о событиях и встречах на журналистском пути Адольф Буреев на страницах своего блога делится с читателями и коллегами.

В эти дни отмечается 79-я годовщина прорыва блокады Ленинграда, когда вдоль Ладожского озера во вражеском окружении к 18 января 1943 года ценою невероятных усилий советских воинов и множества жертв был пробит «коридор» длиною всего лишь 16 километров и шириною в 8-11. Сразу же после этого в течение 17 суток по нему к осаждённому городу были проложены железнодорожная линия и автомобильная дорога, по которым немедленно началось интенсивное снабжение жителей (их оставалось примерно 800 тысяч), а также войск и Балтфлота. Операция под кодовым названием «Искра» проводилась с 12 по 30 января и стала «прологом» к окончательному снятию блокады Ленинграда уже в 1944-м…

Это, как говорится, общеизвестные факты, а всевозможных материалов по одной из важнейших операций Красной Армии в годы Великой Отечественной войны опубликовано столько, что даже одно их перечисление заняло бы массу времени. Немало их – подробных, со ссылками на боевые документы – размещено и в Интернете к 75-летнему юбилею, поэтому я вовсе не намерен описывать «общую картину» сражения, хотя «в теме» уже, по крайней мере, более четырёх десятилетий и неоднократно пытался «освещать» её в СМИ в меру своих способностей. (Первая большая, на полосу, публикация была в газете Закавказского военного округа «Ленинское знамя» 28 мая 1976 года.) Но, как мне кажется, представившийся мне когда-то случай взглянуть на героическое событие с несколько своеобразной точки зрения позволяет предложить вниманию читателей эти заметки…

…Было это в середине 70-х ещё прошлого века. Служил я тогда в Тбилиси, в редакции окружной газеты начальником отдела партийной жизни. Однажды кто-то из офицеров Политуправления «подколол» нас, газетчиков:

- Ищете героев для своих «творений» по всему округу, а самого главного и большого – в упор не видите! О командующем войсками округа генерал-полковнике Павле Васильевиче Мельникове слыхали? Так вот он, когда был майором, в январе сорок третьего вместе с другим майором, Мелконяном, подписал Акт о встрече двух фронтов – Ленинградского и Волховского, прорвавших блокаду Ленинграда. Акт приведён дословно в третьем томе 6-томной «Истории Великой Отечественной войны» на 138-й странице.  

Точно! «В районе Рабочего посёлка № 1 части 123 стрелковой бригады ленинградцев соединились с частями 372-й стрелковой дивизии волховчан… Бойцы пожелали, чтобы этот памятный день был запечатлён навечно, и тут же составили акт». Документ благодаря своей важности и исключительности даже факсимильно воспроизведён. Его от имени ленинградцев подписали майор Мелконян, ст. сержант Калугов и сержант Анисимов, а от волховчан – майор Мельников и ст. лейтенант Ишимов. Так вот кто, оказывается, наш командующий!

Второго героя удалось найти в Ереване без всяких проблем, хотя о военных подвигах полковника в отставке Гайка Оганесовича Мелконяна там мало кто знал, а к тому времени он по здоровью и возрасту занимал весьма скромную и едва ли не экзотичную должность – начальника управления рыбного хозяйства Армении. Однако до этого Мелконян побывал министром внутренних дел и    управляющим делами Совета Министров республики…

 Гайк Оганесович принял меня дома, за семейным столом, в окружении     внуков.

  - По фронтовой традиции, - сказал он, - полагалось бы нам по сто граммов          водочки, но так как мы – в Ереване, то выпьем армянского коньячка. А раз я          теперь «рыбой командую», то на закуску будет форель из Севана…

Угощая с чисто армянским гостеприимством, хозяин тем не менее рассказал столько интересного, что я целый блокнот исписал. Причём приводил весьма  хактерные «детальки». К примеру:

 - Мы захватили у немцев чудовищной мощи орудия, из которых они        Ленинград обстреливали. До четырёхсот миллиметров калибром! Бойцы их      тут же хотели вместе с боезапасом взорвать, но командиры остановили:    «Пусть фашисты своих же гостинчиков попробуют!..» Орудия развернули в     противоположную сторону, наши артиллеристы без труда с данными для стрельбы разобрались…

 Или:

  - Прорвав кольцо, мы без всякого приказа снова в бой рвались, тем более что офицеры знали о второй фазе операции под названием «Красноборская». Да силёнок у нас не хватило…

Действительно, ситуация в январе 43-го была сложной, и о ней тогда по известной причине умалчивали – в основном лишь о подвигах да успехах        писали и говорили. «По инерции» это и в последующие годы продолжалось.

 - Ну, а какие трудности нам тогда пришлось преодолеть, лучше меня вам мой фронтовой друг генерал Мельников расскажет: у него кругозор шире. Что оказалось действительно так, хотя «антураж» встречи с генерал-полковником П. В. Мельниковым совсем иным получился...

  …В приёмную командующего войсками Краснознамённого Закавказского военного округа я прибыл не только в точно назначенное время, но и, как положено, «с ефрейторским зазором»: ведь каждая минута здесь особо    ценилась. Но… Просторный «предбанник» перед кабинетом был заполнен – хоть здесь совещание проводи. Генералы, полковники не только сидели вдоль стен на стульях, но и стояли. Значит, мне своей очереди дожидаться…

 Как ни странно, моё появление было встречено с оживлением:

 - Сегодня, майор, день газетчиков – значит, мы тебя пропускаем - без       очереди!

  И действительно, порученец командующего будто ждал меня:

  - Заходите, пожалуйста!

Суть ситуации я понял, когда в дверях меня чуть ли не сшиб выскакивающий из кабинета под грозный командирский рык красный, как рак, генерал –  начальник войск связи округа. Оказывается, его шофёр ночью с дружками выехал на «Волге» покатать знакомых девчат, выпил и машину – «капот в гармошку». «Хорошо никто в госпиталь не попал – дуракам везёт!» И вот теперь шёл «разбор полётов», а «уважение» же ко мне объяснялось просто: может, командующий, разговаривая с корреспондентом, остынет?

Ничего себе обстановочка для беседы! Но, к моему удивлению, командующий встретил меня, выйдя из-за стола, широко улыбаясь и заранее протягивая руку для пожатия.

- Давно тебя жду! Есть повод боевую молодость вспомнить. Ну, как там мой фронтовой товарищ поживает?

- Отлично! Просил вам привет передать. И ждёт встречи.

Она через некоторое время состоялась в Ереване. Когда фронтовые друзья обнялись через многие годы после первой встречи, переполненный до отказа зал дружно встал и разразился аплодисментами…

…Разговор наш затянулся почти на три часа (можно представить чувства ожидавших приёма генералов!) и, наверное, мог бы продолжаться и дальше, если бы я не проявил «галантерейность»: «У вас ведь, товарищ командующий, столько дел, а я вас своими расспросами отвлекаю». По его лицу промелькнула чуть заметная тень:

- Да, дел и забот в самом деле – хоть отбавляй. Но ведь я вам сегодня, сам не понимаю – с чего, столько такого порассказал, о чём никогда и ни с кем не разговаривал!

Насчёт же его настроения и манеры держаться… Как только мы у стола уселись, он «автоматически» перешёл на «вы» и общался – как с равным. Я, задавая вопросы и работая авторучкой в блокноте, не переставал удивляться, что свободно веду разговор с грозным военачальником, перед которым в округе даже генералы со стажем трепет испытывали. Его крутой нрав чуть ли не в поговорки вошёл! А тут… Добрый дедушка внуку о своей бурной молодости рассказывает. Но… Робко постучавшись, в кабинет зашёл начальник войск связи: видимо, чтобы доложить о выполнении полученного во время предыдущего «визита» поручения. И вмиг на лице у Мельникова – словно свирепая маска появилась, а от его грозного рыка я вздрогнул. Несколько резких фраз в том же «жанре» - и посетитель «кругом через левое плечо», а Мельников мне совершенно спокойно:

- Так на чём мы остановились?..

Или ещё – уже касательно лично меня. Когда разговор заканчивался, я спросил:

- А можно к вам обратиться с личной просьбой?

Моментально на лице – каменная маска.

- Слушаю вас.

- Товарищ командующий, вряд ли мне когда ещё доведётся брать интервью у такого человека, как вы. Так не могли бы вы мне на память подписать ту схему боевой операции, о которой рассказывали?

Моментально другое лицо, на котором – уже не маска, а прежнее доброжелательное выражение.

 - Да, пожалуйста!

 Ту схему я, конечно, храню как дорогую реликвию…

Повторюсь: не считаю нужным «муссировать» здесь те данные, которые можно найти чуть ли не в любой статье об операции «Искра». К примеру, что     «ударные группировки двух фронтов насчитывали 302 800 солдат и       офицеров, около 4 000 орудий и миномётов, более 600 танков и 809          самолётов». Или – количество наших безвозвратных и прочих потерь, число           награждённых, цену материальных затрат… Взамен - упускаемое в          публикациях, но сказанное фронтовиком и запавшее в память:

- Прорвать «перешеек» фашистской блокады у Ладоги пытались      неоднократно и до января 43-го. И народу там положили!.. Но об этом молчим: нечем хвастаться, хотя геройства там тоже хватало. Наконец, в тылу          построили точную копию немецкой обороны: с траншеями, надолбами, рядами колючей проволоки. Там и учились штурмовать, в том числе – наступать за огневым валом. Но тоже молчим, потому что без жертв при этом не обходилось. Зато потом, в реальном бою, сколько жизней эта наука спасла!..

Или ещё. Вместо детального, основанного на документах описания хода многодневных трудных боёв на, как принято выражаться у военных, «тщательно оборудованной в инженерном отношении лесной заболоченной местности в условиях зимнего бездорожья» «с превосходящим по силам противником» (этого и без моих повторов хватает!) – задумчивые    рассуждения одного из участников того исторического момента.

- Накануне решающего наступления, - вспоминал П.В. Мельников, - сидим мы, командование дивизии, где я начальником разведки служил, в штабной землянке и в очередной раз обсуждаем детали предстоящего боя. Вдруг открывается дверь и в клубах морозного пара заходит генерал армии Георгий Константинович Жуков. Он имел правило всё в самых решающих местах проверять – лично. Мы от неожиданности остолбенели – комдив не смог даже как положено поприветствовать «гостя». А Жуков – сразу к делу:

- Доложить обстановку и план предстоящего боя!

Перед комдивом на столе карта, по которой мы только что всё «проигрывали», но он от волнения – только «пык-мык».

 - Начальник штаба!

 Тот – не лучше комдива.

  -Так есть тут кто-нибудь, кто может хотя бы два слова связать?

  Гнетущая тишина – и вдруг я:

  - Товарищ генерал армии, разрешите?

  - Что? Ты? Майор? А ну-ка, вон на улицу! Проветрись.

 Я, конечно, мигом выскочил, вдохнул морозного воздуха – «проветрился». Но злость меня взяла: ведь в подготовке плана наступления я же, наверное, как начальник разведки больше всех участвовал. Одёрнул ремни, захожу.

- Это ты, майор? Такой смелый! Что, проветрился?

- Так точно!

- Ну, тогда докладывай. 

Видимо, Жукову моё объяснение понравилось, но так как он уже успел взвинтиться…

- Поёшь ты складно – заслушаться можно. Но если же ты хоть в чём-то лапшу на уши вешаешь!.. Не перебивай! Если хоть что-то не так пойдёт, как сейчас говоришь… Расстреляю лично! Хотя нет: с тобой мой порученец пойдёт в бой – вот он тебя в случае чего и шлёпнет.

- Так ведь его же убить могут…

- Тебя, удалого, пуля минует, а его – найдёт? Не переживай: он везучий – не в первый раз…

Но на следующее утро на пути к передовым подразделениям мы под миномётный обстрел попали, и «везучему» полковнику сразу же осколком левую ягодицу как ножом срезало. Ранение не смертельное, но кровищи!.. Я тут же санитаров позвал, а сам – в атакующий батальон. Который, кстати, и возглавить пришлось. Там для меня теперь самое безопасное место было…

…Мне тогда запомнилось показавшееся наивным сетование Мельникова:

- Представить трудно, в каких только ситуациях мне побывать пришлось: рядом со мной людей на куски разрывало, а на мне за всю войну – ни единой царапины. Было две-три контузии, да и то – несерьёзных…

Видимо, личное участие в многочисленных разведоперациях при подготовке к наступлению помогло майору Мельникову и бойцам возглавленного им батальона продвинуться вглубь обороны немцев – к самому Посёлку № 1, впоследствии столь знаменитому.

- Оборону немцы в тёплое время делали, поэтому заполненные вонючей грязью осушительные канавы для торфоразработок считали естественными препятствиями и даже не минировали их и проволокой не загораживали. Но в январе-то ведь грязь в них замёрзла, и мы по ним – как по ходам сообщения. А потом – «Ура!» – и гранатами…

Посёлок был тот самый, где произошла многократно описанная фронтовыми и прочими корреспондентами, показанная в кинохрониках и даже изображённая на художественных полотнах историческая встреча двух атакующих фронтов.

- Только я, - подчеркнул Мельников, - как раз из-за всего этого тот момент и не люблю вспоминать. Не терплю показухи! Да, когда мы друзей с Ленинградского фронта встретили, радость была – словами не передать! Столько к этому шли! Кровь проливали, друзей теряли. Но ведь что получилось? Разные корреспонденты в посёлок прибыли уже после того, как там последние выстрелы прозвучали, - и давай режиссировать: «Обнимайтесь! Шапки вверх!..» Да, конечно, всё правильно: так оно и было, когда мы встретились. Обнимались и шапки бросали вверх – только не забывая оглядываться. Это ж кромешный ад был! Выстрелы, взрывы гранат, крики, стон раненых. Ведь немцев же ещё добивали, которые убежать не успели, а они – сопротивлялись…

 - А как тот Акт о воссоединении получился?

  - Уже не помню, кто проявил инициативу. А вот от своей тогдашней заботы - до сих пор мурашки по телу! Обнимаемся мы с майором Мелконяном, он мне по своей кавказской привычке: «Что же, друг, тебе подарить-то?» А у меня в тот момент в памяти пункт плана боевой операции словно бы «высветился»: да ведь через сорок минут по посёлку наша артиллерия должна ударить! В штабе ещё не знают, что мы – уже здесь! Спрашиваю Мелконяна: «А лошадь у тебя не найдётся случайно?» - «Целых две есть: у немцев отбили». – «Так, -          кричу, - коня мне дари! Коня!» Вскочил верхом без седла – и галопом.  Успел…

...На мой взгляд, интересно и «послесловие» к тому эпизоду.

- Маршала Жукова, - сказал П.В. Мельников, - кое-кто в последнее время стал выставлять как этакого жестокого тирана, который якобы ради достижения стратегических целей людей не жалел. А на самом деле он пример самого внимательного отношения к подчинённым показывал. Да, когда он мне угрожал расстрелом, я знал, что он мог это сделать и делал: время было такое суровое. Но вот опять же лично со мною связанное. После госпиталя его порученец при встрече сказал мне: «Хватит по краю смерти      ходить – пиши рапорт на учёбу в академию. Хозяин запомнил тебя, спрашивал, жив ли. Наверняка подпишет». Я написал. Но порученец – как ведро воды на голову: «Маршал в самом деле тебя хорошо запомнил! Сказал, что в войну только трусы и дураки учатся, а ты – ни то и ни другое. Бумагу твою - порвал». Но когда наши войска уже в Германию вошли, Жуков сам обо мне порученцу напомнил: «Пусть тот лихой майор снова рапорт     напишет: в мирное время толковые командиры, может, даже нужней будут, чем в военное»…

- И я с ходатайством Маршала да с боевыми наградами на парадном кителе – в Академию Генштаба. А мне там – отлуп: «У вас среднего военного образования нет», - «Но вот же сам Маршал ходатайствует!» - «Это он там у вас, на фронте – «сам», а здесь, в Москве, свои порядки…».

Но П.В. Мельников всё же позднее в Академию поступил, успешно её       окончил, занимал высокие ответственные должности и даже больше того:       после службы в Закавказье был переведён в Москву на должность…начальника Академии Генерального штаба! Своими знаниями, боевым и служебным опытом (в том числе – в непростом Закавказском округе) приобрёл у преподавателей и слушателей высочайший авторитет…

Однако снова осмелюсь сунуться со своим личным «но». Видимо, в самом деле «в Москве свои порядки». Как-то в «Домжуре» я (не без тайной мыслишки блеснуть!) рассказал приятелям из числа «цивильных штафирок» о своей беседе с, как считаю, очень известным, даже знаменитым генерал- полковником. Никакого эффекта! А кто, мол, это такой? Хотя всё-таки один из сидящих за столом «вспомнил»: «А-а, это же генерал, у которого собака с золотыми зубами!»

Если верить ему, Павел Васильевич незадолго до ухода в отставку завёл породистого «кобеля ростом с телёнка» и вечерами гулял с ним в парке. Глупый пёс, играя, хватанул то ли камень, то ли какую железку и поломал себе зубы. «Так генерал заказал из чистого золота у дантиста собаке левый клык размером в указательный палец!» Чем вызвал известность и зависть - у обывателей…

Хотя и выпускники Академии, и мы, ветераны-закавказцы (воевавших вместе с П.В. Мельниковым уже наверняка не осталось) вспоминаем генерал-полковника с истинным уважением: «Под его началом служить довелось!»

На снимках: Встреча солдат двух фронтов – Ленинградского и Волховского, прорвавших блокаду Ленинграда; Генерал Павел Васильевич Мельников; Гайк Оганесович Мелконян с внуками; на цветном снимке - портрет автора - Адольфа Константиновича Буреева